— Разве вам ЭТО можно?
Режиссер ответил:
— Можно… Но плавно…
У Хрущева был верный соратник Подгорный. Когда-то он был нашим президентом. Через месяц после снятия все его забыли. Хотя формально он много лет был главой правительства.
Впрочем, речь не об этом. В 63 году он посетил легендарный крейсер «Аврора». Долго его осматривал. Беседовал с экипажем. Оставил запись в книге почетных гостей. Написал дословно следующее:
...«Посетил боевой корабль. Произвел неизгладимое впечатление!»
Одного нашего знакомого спросили:
— Что ты больше любишь водку или спирт?
Тот ответил:
— Ой, даже не знаю. И то и другое настолько вкусно!..
Академик Козырев сидел лет десять. Обвиняли его в попытке угнать реку Волгу. То есть буквально угнать из России — на Запад.
Козырев потом рассказывал:
— Я уже был тогда грамотным физиком. Поэтому, когда сформулировали обвинение, я рассмеялся. Зато, когда объявили приговор, мне было не до смеха.
По Ленинградскому телевидению демонстрировался боксерский матч. Негр, черный как вакса, дрался с белокурым поляком. Диктор пояснил:
— Негритянского боксера вы можете отличить по светло-голубой полоске на трусах.
Борис Раевский сочинил повесть из дореволюционной жизни. В ней была такая фраза (речь шла о горничной):
«… Чудесные светлые локоны выбивались из-под ее кружевного ФАРТУКА…»
Псевдонимы: Михаил Юрьевич Вермутов, Шолохов-Алейхем.
В Тбилиси проходила конференция на тему «Оптимизм советской литературы». Было множество выступающих. В том числе — Наровчатов, который говорил про оптимизм советской литературы. Вслед за ним поднялся на трибуну грузинский литературовед Кемоклидзе:
— Вопрос предыдущему оратору.
— Пожалуйста.
— Я относительно Байрона. Он был молодой?
— Что? — удивился Наровчатов. — Байрон? Джордж Байрон? Да, он погиб сравнительно молодым человеком. А что?
— Ничего особенного. Еще один вопрос про Байрона. Он был красивый?
— Кто, Байрон? Да, Байрон, как известно, обладал весьма эффектной наружностью. А что? В чем дело?
— Да, так. Еще один вопрос. Он был зажиточный?
— Кто, Байрон? Ну, разумеется. Он был лорд. У него был замок. Он был вполне зажиточный. И даже богатый. Это общеизвестно.
— И последний вопрос. Он был талантливый?
— Байрон? Джордж Байрон? Байрон — величайший поэт Англии! Я не понимаю в чем дело?!
— Сейчас поймешь. Вот смотри. Джордж Байрон! Он был молодой, красивый, богатый и талантливый. Он был — пессимист! А ты — старый, нищий, уродливый и бездарный! И ты — оптимист!
В Ленинграде есть комиссия по работе с молодыми авторами. Вызвали на заседание этой комиссии моего приятеля и спрашивают:
— Как вам помочь? Что нужно сделать? Что нужно сделать в первую очередь?
Приятель ответил грассируя:
— В пегвую очегедь? Отгезать мосты, захватить телефон и почтамт!..
Члены комиссии вздрогнули и переглянулись.
Марамзин говорил:
— Если дать рукописи Брежневу, он скажет:
«Мне-то нравится. А вот что подумают наверху?!.»
У меня был родственник — Аптекман. И вот он тяжело заболел. Его увозила в больницу «скорая помощь». Он сказал врачу:
— Доктор, вы фронтовик?
— Да, я фронтовик.
— Могу я о чем-то спросить вас как фронтовик фронтовика?
— Конечно.
— Долго ли я пролежу в больнице?
Врач ответил:
— При благоприятном стечении обстоятельств — месяц.
— А при неблагоприятном, — спросил Аптекман, — как я догадываюсь, значительно меньше?
У директора Ленфильма Киселева был излюбленный собирательный образ. А именно — Дунька Распердяева. Если директор был недоволен кем-то из сотрудников Ленфильма, он говорил:
— Ты ведешь себя как Дунька Распердяева…
Или:
— Монтаж плохой. Дунька Распердяева и та смонтировала бы лучше…
Или:
— На кого рассчитан фильм? На Дуньку Распердяеву?!.
И так далее…
Как-то раз на Ленфильм приехала Фурцева. Шло собрание в актовом зале. Киселев произносил речь. В этой речи были нотки самокритики. В частности, директор сказал:
— У нас еще много пустых, бессодержательных картин. Например, «Человек ниоткуда». Можно подумать, что его снимала Дунька…
И тут директор запнулся. В президиуме сидит министр культуры Фурцева. Звучит не очень-то прилично. Кроме всего прочего — дама. И тут вдруг — Дунька Распердяева. Звучит не очень-то прилично.
Киселев решил смягчить формулировку.
— Можно подумать, что его снимала Дунька… Раздолбаева, — закончил он.
И тут долетел из рядов чей-то бесхитростный возглас:
— А что, товарищ Киселев, никак Дунька Распердяева замуж вышла?!
Случилось это в Пушкинских Горах. Шел я мимо почтового отделения. Слышу женский голос — барышня разговаривает по междугородному телефону:
— Клара! Ты меня слышишь?! Ехать не советую! Тут абсолютно нет мужиков! Многие девушки уезжают так и не отдохнув!
Указ:
...«За успехи в деле многократного награждения товарища Брежнева орденом Ленина наградить орден Ленина — орденом Ленина!»
Самое большое несчастье моей жизни — гибель Анны Карениной!
Бегаю по инстанциям. Собираю документы. На каком-то этапе попадается мне абсолютно бестолковая старуха. Кого-то временно замещает. Об эмиграции слышит впервые. Брезгливый испуг на лице.